Другая информатика   Рецензия на книгу   Часть 1-я   Часть 2-я   Часть 3-я   Часть 4-я. Лирика   Часть 5-я   Часть 6-я

И ЧТО ЗА ЛЮДИ МЫ ТАКИЕ…

2-я часть    В начало

 


У всех нас под ногами гололедь,
Нам праздник жизни
может только сниться.
Нам тяжело.
И, чтобы измениться,
Здоровая душа должна болеть…




Дети Света


И что за люди мы такие?

То встать не можем, то спешим,

И, пряча взоры плутовские,

То славим Бога, то грешим.


Стремимся жить других не хуже -

За годом год, за веком век,

Перебираясь неуклюже

На иномарки из телег.


От самогонки умираем

Жить разучившись без нее,

А власть такую выбираем,

Что с нею тоже не житье...


Не понимая, что мы строим,

Весь мир дурачим и смешим,

И каждый раз гордимся строем,

Который сами же крушим.


Плывем в грядущее на льдине,

В глухие тычась берега,

А в потребительской корзине

У нас копыта и рога.


И что за люди мы такие?

Мы брали космос и Берлин,

Нам покоряются стихии…

А вот Кавказ не хочет, блин!


У нас леса, поля и реки,

У нас землищи не в обхват,




Но почему и в новом веке

Пестрит в России от заплат?!


Да, мы пока не обогреты

Любовью Родины своей…

Но все равно мы - дети Света,

Спаси, Господь, своих детей!



А НАС УЖЕ НЕТУ…


С родными, друзьями,

что где-то далече,

Не видимся долго, вздыхаем о встрече,

Чтоб с чаркой в руке спеть им “многая лета”,

А их уже нету…

А их уже нету!


Пока мы хоть как-то здоровы и живы,

В растроганном сердце смиряем порывы –

Решительно бросить дела и заботы,

Рвануться к вагону, в такси,  к самолету

И мчаться туда, где раскроют объятья

Друзья и родители, сестры и братья.


Со щек наших время румянец смывает,

И смерть незаметно гнездо в нас свивает,

Она не за тучами, не за морями,

Она и в печали, и в радости – с нами.


Нередко к нам ангелы в сны прилетают

И нашу ленивую совесть пытают.

О ком-то далеком напомнит комета:

Спешите, спешите!

А их уже нету…


Мы рвемся из сил, чтобы жить побогаче,

Чтоб были “крутые” машины и дачи,

Нас манят мечты на роскошные пляжи,

На шумные стойбища купли-продажи.


Не знаем молитв, не умеем креститься,

В сердцах то унынье, то зависть ютится,

В храм Божий зайдем, да и то мимоходом,

И так год за годом,

и так год за годом.


Листки календарные тупо срываем,

Открытку напишем – послать забываем.

Вот так и о нас вдруг спохватятся где-то,

А нас уже нету!

А нас уже нету…



РАЗГРОМ


В сельмаге очередь. Стоят за молоком.

О твороге мечтают и сметане…

Смотрю на них, а в горле горький ком:

Ведь это ж наши, русские крестьяне!


В селе привольном сотни две дворов,

Вокруг леса, луга с травой роскошной.

А по утрам не больше трёх коров

Идут к реке с оглядкою тревожной.


Совхоз погиб. Стада ушли под нож.

Разграблены тока, склады, ангары.

Уходит без оглядки молодёжь –

Кто в город, кто в запой, а кто – “на нары”…


В неделю раз приедут торгаши,

Кляня в сердцах разбитые дороги.

Но здесь, в глуши, какие барыши,

Коль все живут с нуждою на пороге?


Таким пришёл в деревню новый век,

Спихнув крестьян с дороги в грязь кювета.

Век ликованья нравственных калек,

Век воровства, потерь и пустоцвета.


Мне не забыть отраду прежних лет,

Гул тракторов в полях необозримых,

Стада коров, мычащие в рассвет,

Красу лесов, ворами не казнимых.


Сегодня взор ничто не веселит,

Забыло поле, как растет картофель,

И жизнь приобретает грустный вид,

Как ни посмотришь –

  хоть в анфас, хоть в профиль.


Вот потому стоят за молоком –

За городским! – угрюмые крестьяне,

Вот потому крапивой с лопухом

Позаросла дорожка к сельской бане.


Вот потому на помощь в нужный час

Уж не придут ни врач, ни страж порядка,

Не позовёт, как прежде, в жаркий пляс

У клуба развесёлая трёхрядка.


С бидоном у сельмага ветхий дед.

Дымит табак. То плюнет, то ругнётся…

Уйдет в небытие коровий след,

А водка молочком не отрыгнётся.


31 марта 2011 г.


ВЕЧЕРНИЙ МОЦИОН


В сиянье полнолуния

Гуляют Ваня с Дунею,

По улице от баньки до ветлы.

Курино-козлорогая,

Деревня, днём убогая,

Во тьме полудостойна похвалы.


Во тьме в глаза не бросится,

Что здесь трава не косится,

Что рушатся заборы и дома.

Что по утрам вся улица

У той избы тусуется,

Где варят самогон – не задарма…


Живут здесь Дуня с Ванею,

Влача существование,

Колхоза убиенного жнецы.

Подчас милок с милашкою

Себя затарят бражкою

И кариесом режут  огурцы.


Нередко Ваня с Дунею

В порыве вольнодумия

О жизни рассуждают на ходу.

О том, что все политики

То крикуны, то нытики,

И место им, естественно, в аду.


Подобные суждения

Рождают наблюдения –

Хоть старенький, но “телек” в доме есть.

И лишь экран засветится,

Всё те же лица встретятся,

Которые спешат на “трон” воссесть.


Там в драку офигенную

Вступают Вовы с Геною,

Дерутся насмерть Миша и Сергей,

Трещит на них исподница…

И это всё, как водится,

Во имя и для счастия людей…


Во имя Дуни с Ванею!

Чтоб на голосование

Пришли они гражданский долг отдать.

А у Ивана с Дунею

И днём и в полнолуние

Других своих долгов - не сосчитать.


В деревне удохвоенной

Идёт процесс ускоренный –

На кладбище несут за гробом гроб.

На тех, кто жив, охотятся

Нужда и безработица,

И холодильник пуст, как гардероб.


У “телека” заранее

Уж знают Дуня с Ванею,

Что их в Москве не вспомнят, как всегда.

“Кто мы? Жуки навозные!

И в “планы грандиозные”

В России нас не впишут господа…”


Одно лишь размышление

Приводит в умиление:

Не платят ни за воду, ни за газ.

Им только в сны бредовые

Придут квартиры новые,

И ванна, и плита, и унитаз...


Вот так в часы вечерние

В известной всем губернии,

Ворочая мозгами на износ,

Под светом полнолуния

Гуляют Ваня с Дунею,

Да где-то одинокий воет пёс…



На закрытие

городской бани


Прощайте, веник и мочалка,

Парилки жар и банный таз!

Властям, похоже, нас не жалко,

А вши полюбят в самый раз.


Закрыли баню городскую,

Поскольку прибыль не дает,

И, жизнь убогую смакуя,

В ушатах мылится народ.


Не сомневайтесь, россияне,

Нас так и будут “умывать”,

Пока народ не станет “баню”

Своим обидчикам давать…


2004 год.



РАСПЛАТА



Он важный офис возглавлял

В компании почтенной,

А тромб в крови его гулял,

Коварный и надменный.


Тромб рассуждал: “Ну-ну, браток,

Дела твои я знаю,

Пока живи… а я чуток

С тобою поиграю…”


Босс конкурентов подавлял

Злорадно и жестоко,

А тромб гулял, а тромб гулял

В просторах кровотока.


Жил господарь в плену страстей,

Скупал дворцы и «тачки»,

Кормил  бандюг с руки своей

И множил денег пачки.


Гарем любовниц пополнял,

Тщеславьем упоённый,

А тромб гулял, а тромб гулял

С ухмылкой потаённой.


Любитель козней и интриг,

Играл с налогом в прятки,

Статьи законов, как шашлык,

Нанизывал на взятки.


Страну осмеивал и клял,

Людской боялся смуты.

А тромб гулял, а тромб гулял

И ждал своей минуты.


На экзотических морях

Блаженствовал кутила.

Хотелось власти - чтоб в когтях

Фортуна голосила!


Он избирателей влюблял,

Как светлый ангел рая…

А тромб гулял, а тромб гулял,

Ладони потирая.


Он был малюсенький, он влез

В сосудик небольшой,

И тёмный дух слетел с небес

За грешною душой…



КАТАСТРОФА


Лето.

Ясный небосвод.

Солнечные плёсы.

Волга.

Белый теплоход.

Квёлые матросы.


Чаек вьюжный хоровод,

Детские восторги.

Отдыхающий народ

На плавучем морге…


День воскресный.

Мирный зной.

Но с бедой ползучей

Чёрной выросла стеной

Грозовая туча.


Молний хищные клыки

Ураган оскалил.

Волны ринулись в штыки,

Словно жертв искали.


Теплоходец-бизнесмен

Лишь на волны глянул,

Сразу дал смертельный крен

И в пучине канул.


Ужас, паника! Беда!

В краткие минуты

Бурно хлынула вода

В трюмы и каюты.


Не кошмар ли в страшном сне,

Дьявольский и дикий?

В беспощадной глубине

Захлебнулись крики.


А из туч, где мгла жила,

Где гроза гнездилась,

Тень “Титаника” взошла

И в слезу размылась…


Нет, не каждый утонул

В бездне мутной злобы -

Часть людей мертвец срыгнул

Из своей утробы.


И матросы-бодрячки

В лёгких спецжилетах

Дружно множили прыжки

В водах разогретых.


Шли суда. Туда-сюда,

От стыда сутулясь,

Лишь в одном из них тогда

Долг и честь проснулись…


Две России в горький час

Встретились нежданно -

Без дебатов, без гримас,

Не телеэкранно…


Волга, Волга…

Вышло так,

Что в своих глубинах

Ты сгубила работяг

И детей невинных.


Было б лучше и мудрей,

Если б собрала ты,

На корабль, что всех старей,

Хищных слуг разврата:


Лихоимцев-упырей,

Подлецов всеядных,

Толстосумов всех мастей,

Властолюбцев жадных…


Ты б свезла их, Волга, в ночь,

Ты б нашла причину

С глаз людских их уволочь

В адскую пучину!


Нынче, вроде, не война,

Хоть подчас пуляют…

Но не часто ли страна

Траур объявляет?


То с небес беда лягнёт

Самолёт с изъяном,

То состав с пути сойдёт

И машинистом пьяным;


То рванёт военный склад

В тихую погоду,

И снаряды полетят

Людям в огороды…


Где ж, народ, твоя страна?

Думы полохмать-ка!

“В огороде – бузина,

Ну, а где же батька?..”


2011 г.



ЕДИНЫ МЫ!


Едины мы!

Куда ни глянь - порок:

Разврат и пьянство, воровство и свинство,

И вечный символ русского "единства" -

Позор и ужас проездных дорог.


Давно мы слезли с бричек и телег,

Блеск перемен играет на капотах.

На мерседесах, ладах и тоётах

Мы въехали по кочкам в новый век.


А деньги, что страна спускает впрок,

Кружат над ней, как жаворонков стая

И в сторону куда-то улетая

От наших ожиданий и тревог...


Едины мы!

То кризис, то разбег,

То мчим вперед, то жмём на тормоз резко.

Трещит в пути передняя подвеска,

И сыплются болты на грязь и снег.


Ты необъятна, милая страна.

Когда же, оживив твои просторы,

Помирятся дороги и моторы

И добрые наступят времена?


Едины мы!

Как трактор и кювет,

Как “две беды” с времен царя Гороха.

И буксовать смешно, когда эпоха

Для нас давно зажгла зелёный свет…



ПАПАШКА

(колыбельная)


За окном, над черной крышей

Золотой повис калач.

Спи, сыночек.

Тише, тише,

Успокойся и не плачь.


Ты прости, что я про пташку

И про зайку не спою,

По душе бегут мурашки…

Спи же!

Баюшки-баю…


Папка вновь приплелся пьяный,

Как и день, и пять назад…

Был любимый, был желанный,

Стал чужой и мерзкий гад.


От дверей по всей квартире

Потянулся винный смрад.

Стало душно, как в сортире,

Где бомжи ночами спят.


Взгляд тупой, как у примата,

С языка – поток “лапши”,

По  карманам от зарплаты -

Только жалкие гроши.


Отвернись, сынок, в кроватке,

Не мечтай о том, что вдруг

Заблестит гостинец сладкий

Из больших отцовских рук…


Не дождешься!

Твой папашка -

Лжец и хам, алкаш и жмот.

У него семья – компашка,

Там он тешится и пьет!


Стал гадливым и блудливым.

Пьяных ссор энтузиаст,

Он теперь за водку с пивом

Нас с тобой и мать продаст.


Как дурак, гордясь паденьем,

Став своим среди “блатных”,

Он терзает с наслажденьем

Верных, любящих, родных.  


Покорившись силе черной,

Источая вонь и мат,

Он ползет тропой позорной

В беспощадный, дикий ад!


Тает ум и совесть тает,

Под глазами синева.

Все мужское облетает,

Будто с тополя листва.


Где кормилец?

Где мужчина?

Ах, коль начал Бога злить, -

Будет время и причина

Над собою слезы лить!


Боль моя в подушку плачет,

Снова муж пошел в кабак.

Там, ликуя, черти скачут:

“Пей давай - и к нам, чувак!”


Спи, сынок.

Пускай меняет

Жизнь на винную бадью.

На себя пускай пеняет…

Спи же!!

Баюшки-баю…



***


Видит Бог, как ты порочен

И удачею не вдруг

Позабыт и обесточен,

Как изломанный утюг.


Жаль, не ищешь бед истоки,

А ведь жизнь почти прошла.

За спиною – только “сроки”,

Только чёрные дела…




СМИРНОВУ – ОТ ПУШКИНА


Певец восторгов и печали,

Прими наш дружеский привет!

Мы тут стихи твои читали –

Я, Дельвиг, Пущин и так далее –

И бесконечно хохотали

Без перерыва на обед.


В России вечно нездоровье

То в голове, то в животе.

Нас увлекли сюжетной новью

Стихи про каканьки коровьи,

Где нам предстала без злословья

Вся жизнь в убогой наготе.


Потом читали “Монологи”,

И нам понравились, ей-ей,

И Столб, и Урна у дороги,

И твой Ботинок правоногий,

И Унитаз – слуга людей.


Ты молодец, я это знаю,

По жанрам ходишь без клюки.

Пленит любовь к родному краю,

Но, право, больше уважаю,

Стихи, что кажут коготки…


Да, расстоянья между нами

Неисправимо далеки.

Они усеяны костями,

Омыты кровью и слезами,

И ходят беды табунами,

И вяжут сети пауки…


Твори, собрат, не остывая,

Да будет впредь душа чиста!

Жизнь – это свечка восковая,

А слава – барышня шальная.

Жила б поэзия, не зная

Ни хомута и ни хлыста!



Шла старушка...


Шла старушка…

Может быть, со "скорой",

Может быть, из хлебного ларька,

И в дороге были ей опорой

Тихая молитва да клюка.


Розовело утро понемногу,

Зимний свет вступал в свои права.

То ли подвернула бабка ногу,

То ли закружилась голова,-

Только вдруг качнулась как-то странно,

Вымолвить успев: "Ой, Бог ты мой!",

И упала, замерев нежданно

На дороге снежно-ледяной.


Рядом - смех, порывистый и звонкий,

Анекдот - такой, что жуть берет.

Шли в обнимку две хмельных девчонки,

Погулявши лихо в Новый год.


- Эй, бабуля, надо спать в постели

И не пить поддельного вина,

А уж если встала на "панели",

То не надо падать, старина...


И прошли, довольные собою,

Без конца скользя и хохоча…

… А старушка жизнь сдала без боя,

Не прося пощады и врача.



КОЛЮЧКИ

НА  БЕРЕЗАХ



Весенний полдень полон ласки,

Перед апрелем снег сдается.

Идут девчонки-ясноглазки,

И разговор их звонко льется.


У них крылатые прически,

Плащи моднейшего пошива.

Они, как светлые березки,

С весною встретились красиво.


Я обогнать их не старался;

Для спешки не было причины.

Я просто шел и улыбался

Тому, что парк шумел грачиный,

Что хороши у нас девчата...

И вдруг мои восторги смялись:

Одна из них ругнулась матом,

Другие - тем же отозвались!


Швырнув огарок папироски,

Я поразился: ну и штучки…

И тут же светлые березки

Оделись в плесень и колючки.


Не удружил


В речке облако разбилось,

Дождь пролился невпопад.

Там, где раньше пыль клубилась,

Лужи мутные стоят.


Бродят тощие буренки

На затопленном лугу,

А пастух сидит в сторонке,

Нос на грудь -  и ни гу-гу.


То ли слишком притомился,

И сморило мужика,

То ль чего-нибудь напился

По совету Чумака...


Я сойду с дороги липкой,

Бедолагу разбужу:

- Не храпи, товарищ, шибко,

Листья сыплются, - скажу.


Дам огурчик из корзины,

Он вздохнет, благодаря:

- Ты б слетал до магазина...

Улыбаешься? А зря!


И, надев фуражку криво,

Встанет он - большой, как шкаф.

Тут меня нетерпеливо,

Тронет ветер за рукав.


Хлопнет кнут, как выстрел громкий,

Разрядивший пистолет, -

То ли в сторону буренки,

А быть может, мне вослед...




НАДОЕЛО!


Надоело, надоело

Каждый день ложиться спать,

Надоело то и дело

Расправлять себе кровать;


Надоело умываться,

Чистить зубы, брить лицо…

Сколько, сколько продолжаться

Может так, в конце концов!?


Надоело даже кушать –

Утром, вечером, в обед.

Но попробуйте разрушить

Сей дурной кордебалет!


Раз попробовал – не дело…

Значит, так придется жить,

Чтобы слово “надоело”

Надоело говорить!



ДЕВИЧЬИ ДУМЫ



Что мне делать? Как мне быть?

Не умею лицемерить:

Стало некого любить,

Чтоб судьбу свою доверить.


Наметала мыслей стог

Я в мозгу своем горячем.

А какой бы женишок

Нынче стал мне подходящим?


Ну, конечно, не косой,

Не рябой и не горбатый,

Головою не “босой”,

Не больной и не помятый.


Чтоб шуршало в портмоне,

Чтоб умом светился ярким,

Чтоб дарил цветы жене –

В дополнение к подаркам.


Ну, а маме нужен зять –

Трудолюб и не задира.

Только где такого взять,

Сладких помыслов кумира?


Тот – балбес и винохлеб,

Этот – лодырь, друг дивана…

Никого не вижу, чтоб

Оказался без изъяна.


Что же делать, как же быть?

С кем тревогой поделиться?

Было некому любить,

Стало не в кого влюбиться…



Есть ребятушки...


Был “застой”, а нынче вскачь

Мчится жизнь несносная.

Сколько честно не батрачь,

А тарелка постная.


Шкуры с нас нужда дерет

Лапой растопыренной,

Не с того ль простой народ

Шибко обезжиренный?


Как бы лучше скоротать

Эту жизнь фуражную?

"Новым русским", что ли, стать

С харей абордажною...


Тут недавно, тенято,

Дед шумел в предбаннике:

"Новы руски, это кто -

Бесовы избранники? "


Я решил начать ликбез:

"Это виллы барские,

Шестисотый Мерседес,

Острова Канарские;

Цепь златая, как удав,

Девочки липучие,

Это прав, когда не прав,

Это деньги кучею...

Это страсть

попасть

во власть,

Это часто - мафия,

Это киллеров напасть,

Бюст и эпитафия..."


Дед прервал: "Так это что ж

За тузы бубновые?

Стало быть, коли не врешь,

Новые - хреновые?"


Я не стал его злобить,

Молвил: "Есть ребятушки,

Кто не против подсобить

И России-матушке;

Их на пальцах перечесть -

За страну радеющих,

Но они, должно быть, есть

Среди "жить умеющих"...


Охнул дед: "Кончай дудеть,

Заходи-ка париться!

... Дал бы Бог помолодеть,

Знал бы, как состариться...”




ПОРА БЫ…


Есть отделы, цеха,

Где доплата за вредность.

Только я не слыхал,

Чтоб платили за бедность.


А от бедности вред –

Пострашнее отравы.

Вечно денежек нет

У великой державы…


Тот икрой мажет зад,

Тот клянёт беспросветность…

Пусть же те, кто богат,

Нам доплатят за бедность!


Вот такие

нынче страсти


По дороге шла корова

И совсем не понарошку

На сухой асфальт толково

Клала жирные "лепешки"...


Это дело увидали

С огородов две бабенки,

Мигом ведра похватали

И - бегом к дарам буренки.


Мчались, будто две спортсменки

На большом чемпионате,

Худосочные коленки

Бойко вскидывали платья.


Вот они уже у цели,

Вихрю буйному подобны,

Друг на дружку посмотрели

И презрительно и злобно.


И, как будто по приказу:

"Не зевай, хватай скорее!" -

Загребать пустились сразу,

На глазах у всех зверея.


Хлопотунья помоложе

В бок соперницу толкнула.

Та в ответ ей: "Ах ты, рожа!" -

И в лицо дерьмом швырнула.


Завизжали матерщинно,

Растрепались, застенали...

И прохожие мужчины

Их с большим трудом разняли.



Вот такие нынче страсти,

Вот такие приключенья.

Да уж ладно бы за сласти,

За дешевое печенье, -


Но дрались ведь буйно, грозно

За случайную дерьмовку!

Знать, Россиюшка, серьезно

"Повредила ты головку"...



Холостяк


Я ругаюсь! Надоело!

Свету белому не рад.

Ну, какое ваше дело -

Почему я не женат!?


Каждый в душу слазить хочет,

Пошлой шуткой насмердить:

Мол, боится резвый кочет

Нищету венцом плодить...


Нет, завидовать женатым

Я немного погожу,

Хоть порой в костюме мятом

На "мальчишники" хожу.


Эка невидаль – женитьба,

Шею мучить хомутом.

Девкам лишь бы заманить бы,

И барахтайся потом.


Не язвите и не стройте

Вы из сплетен пирамид.

Я не псих

и не какой-то

Сексуальный инвалид.


Все в порядке - дух и тело.

Вслед мне девушки глядят.

Только вам-то что за дело,

Почему я не женат?!



БОГ ПЛОХОМУ НЕ НАУЧИТ


Бес шальные думы пучит:

То стакан подвинет с водкой,

То в видениях замучит

Соблазнительной молодкой;

То взовьёт в душе тревогу,

То уныние окучит…

Обрати-ка очи к Богу –

Бог плохому не научит…



Откровения

несостоявшихся

браконьеров


Темна ты, ночь над Волгой

Осеннею порой.

Устав от скуки долгой,

Сошлись мы под горой.


Не на пикник, конечно,

Позвал нас бережок.

Разматываем спешно

Дырявый бредешок.


Нет, мы не браконьеры,

А просто есть хотим,

Исполненные веры:

Авось не "залетим"...


Семья живет в печали -

От кошки до жены -

Зарплат не получали,

Считай, уже с весны...


А тут друзья под вечер

Втроем зовут: "Айда!

Поедем недалече,

Закинем невода..."


И состоялась ходка

На волжский бережок.

Резиновая лодка.

Мешок. И бредешок.


Раздался звук мотора,

Мелькнула мысль в уме:

"А что как рыбнадзоры

Мотаются во тьме?"


По расшифровке бега -

Лодчонка не ахти,

Плавучая телега,

Кати себе, кати…


Но вдруг "телега" эта

Под креном газ дает,

Взлетает ввысь ракета,

В лицо прожектор бьет.


- Эй! Всем стоять! Ни с места!

И на рожон не лезть! -

Романтика ареста,

В ней, право, что-то есть...


Не для хмельной беседы,

Шарахнув вверх: "ба-бах!",

Сошли к нам рыбоведы

С ракетницей в руках.


К наивным оправданьям

Инспектор был глухим,

Не обратив вниманья,

Что бредень был сухим.


Мы даже не успели

И сапоги смочить,

Стояли и терпели

Инспекторскую прыть.


Ведь сами виноваты,

Что лезли напролом.

Не лаяться же матом,

Не драться же веслом!


Закончилась приколом

Рыбалка у реки,

В согласье с протоколом,

Облегчим кошельки.


Ах, Волга, Волга - мама,

Прости заблудших чад,

Что эту мелодраму

Узрела невпопад.


Но ты молчишь. Ни слова.

Простила мужиков

И угостить готова

Десятком окуньков.


У нас не меньше жалость,

Кормилица, к тебе.

Не стала б эта шалость

Бедой в твоей судьбе.


В твои святые воды

Презрительно мочась,

И фермы и заводы

Сливают яд и грязь.


А в пору икромета

Вдруг открывает шлюз

С мозгами идиота

Руководящий туз.


Осушатся затоны,

И ветер-суховей

Икринок миллионы

Погубит на траве.


А нас - такое дело -

Под холодом небес

Ты угостить хотела,

Да, вот, попутал бес…


2001 г.


В лихие времена


Ах, праздники, усталых душ “сугрев”!
Хмельной народ – и горе, и умора,

Вон, даже столб, совсем офонарев,

Едва стоит у ветхого забора.


На улицах, в квартирах, во дворах

Звучат гармошки весело и рьяно,

Частушки перемалывают в прах

Всей нашей жизни горькие изъяны.


В корявые, лихие времена

Народ живет по собственным законам,

У нас почти из каждого окна

Сегодня густо пахнет  самогоном.


Но мы храним достоинство и дух,

Нам с солью хлеб подчас бывает сладок.

Торчим в садах почти до “белых мух”

И сторожим дары  полей и грядок.


Но праздничек – велик он или мал -

Придет, веля с делами закруглиться.

У нас еще никто не отнимал

Умения страдать и веселиться...



(1998 г.)



Из дневника слесаря Васи


Мне пятьдесят.

Я слесарь Вася.

Тружусь геройски на заводе.

Все б хорошо, да завелася

Любовь во мне, как моль в комоде.


Нет, я естественно, женатый;

Два раза “выстрелив дуплетом”,

Жена стращает, что и пятый

Возможно, будет этим летом…


Такая вот, друзья, петрушка.

И в жизни сей, нуждой побитой,

Мне приглянулася подружка

Моей супруги плодовитой.


Зовут Иринкой.

Медсестрёнка.

Раз в хирургии, на приеме

Она мне мазала зелёнкой

То, чем я сел на кол в соломе.


Созвучно званию мужскому,

Забилось сердце часто, звонко,

И от приёма до приёма

Вздыхал я, глядя на зелёнку.


Когда закончилась “больничка”,

Я подарил ей “Рафаэлло”:

Мол, благодарствую, сестричка,

Что все так делала  умело.


А та в ответ: “Ну, что ты, Вася,

Лети к супруге, голубочек,

Да впредь, смотри, не занимайся

Членовредительством, дружочек…”


Мне, кстати, нравятся такие,

Без лишних комплексов девицы,

Слегка смешливые, простые,

Которым хочется открыться.


И я спросил: “А эта рана

Не повредит в интимном плане?

Нельзя ли с помощью дивана

Проверить это на прощанье?..”


“А ты шалун, - она сказала, -

За это можно вырвать чубчик…”

Потом за шторкой пошуршала,

Потом закрыла дверь на ключик…


***

На душе хреново,

Дома – как в дурдоме,

И мечтаю снова

Сесть на кол в соломе.


Слышу то и дело

От жены укоры,

Что нужда заела,

Что уйдет не скоро.


От слесарской доли

В кошельке тоскливо.

Сдать бутылки, что ли,

На бутылку пива.


Детки в холодильник

Ломятся и ноют,

Кинешь подзатыльник –

Малость успокоит…


Вон, для стирки пухнет

Бельевая груда,

А на кухне тухнет

Грязная посуда;


ЖКХ родное

Отключило воду,

В прениях с женою

Закипаю сходу.


Нет дурней привычки –

Доходить до злости.

Эх бы к медсестричке

Завалиться в гости...


***

Годы – не обуза,

Если вдохновляться.

И ночами муза

Стала мне являться…


***

«У нас, подруга, душ родство,

Но я тебя так редко вижу!

И сердцу грустно – от того,

Что не становимся мы ближе.


Надежды хрупкие мои,

Как ледники, угрюмо тают,

Но с моих вишен соловьи

В твой сад ночами прилетают.


Ты в песне их мой зов услышь,

Когда листва в росе промокнет,

И, глядя в сумрак,  ощутишь,

Как в чутком сердце что-то ёкнет…


Я буду рядом, я коснусь

Губами плеч твоих прекрасных,

В тебе я заново начнусь

Сияньем чувств огнеопасных.


Известно только соловью

Да расцветающему маю,

Как нежно милую свою

Я в тайных грезах обнимаю…»


***

Скучная работа – все болты да гайки,

И начальник ходит, как собака, злой,

Всех с утра гоняет  (ладно без нагайки!) –

Видно, снова были нелады с женой.


На него посмотришь – руки так и дрябнут,

Точишь железяку – желваки гудят.

Он такой с похмелья,

а когда дерябнет,

Сразу подобреет, глазки заблестят.


Что-то зависает рашпиль над тисами,

Снова медсестричка льнет к душе моей.

Думаю стихами,

строчки льются сами,

И в мечтах из цеха улетаю к ней.


***

«Что же делать нам осталось?

Нет забавней тупика:

Ты - замужненькая малость,

Я – женатенький слегка.


Ты, вздыхая, полешь грядки,

Поливаешь хрен да лук,

И тебя в саду украдкой

Контролирует супруг.


Как хотел бы птицей стать я,

Можно даже воробьем,

Или мышкой под кроватью

В мирном домике твоем.


Впрочем…

мышкой под кроватью

У тебя мне не бывать!

Вдруг услышу, что в объятья

Не меня ты будешь звать?


Не смогу тебя украсть я -

Мышке стан твой не в обхват,

И засохну от несчастья,

Пикнув раза три подряд.


Нет уж, лучше буду птицей,

А точнее – соловьем.

Вот, устанешь ты трудиться,

Ляжешь в травку за кустом,

Не спеша одежды сбросишь,

Глазки чистые сомкнешь

И соловушку попросишь

Спеть о том, как друга ждешь…


Твой покой оберегая,

Напрягая взор и слух,

Я б летал вокруг, шугая

Комаров, слепней и мух.


К сожаленью, я не птица

И не травка под кустом,

Что могла б к тебе склониться

И прижаться под бочком.


Как же быть?

В душе усталость.

Вот и тянется тоска:

Ты – замужненькая малость,

Я – женатенький слегка…»


***

На заводе праздник – день зарплаты.

Банкомат срыгнул набор бумажек.

Я пересчитал их не без мата,

Кое-что затырил в спецкармашек.


Шел домой по улице Пайковой,

Шашлыки понюхал, бешбармаки

И, зайдя в какой-то продуктовый,

Взял детишкам жвачек да салаки.


И супруге надо бы чего-то,

Чтоб не встала в боевую стойку…

А себе – бутылку “Рифмоплета”,

Для поэтов, стало быть, настойку.


***

Сижу, настойкой вдохновляюсь,

Нежданным строчкам удивляюсь.

Из спальни – Боже, помоги! –

Спешат зловещие шаги….


***


Жена на кухню забегает,

Дневник, бутылку вырывает,

Читает наспех, рвет листки,

Меня хватает за грудки:

“ Ах ты, кобель!

 Ах ты, подлец!!!”


   ***

Сие – конец!..



ПРИСНИЛОСЬ МНЕ…


Когда вошел я тихо в зал,

Премьер с докладом выступал,

Но в тот же миг легко и юно

Покинул саммита трибуну

И крепко руку мне пожал.


“Я помню чудное мгновенье”!

Мы обнялись чуть не до слез.

Премьер промолвил:

“Здравствуй, Женя!

Какие есть соображенья?

Что из “глубинки” нам привез?”


И я сказал: “Наш город малый

Живет в печали небывалой.

Сгубили парк, закрыли ФОК,

Давно не действует каток;

Власть вечно выглядит усталой,

Бюджет невольно стал “кидалой”

Культурных дел, больничных коек,

Школ, детсадов и новостроек,

Услуг, что раньше были впрок,

И, разумеется, дорог…


Меня не надо опасаться,

Я не заразный никакой –

Чтобы немытым не остаться,

Сварганил баньку над рекой;

А вот народ наш стал чесаться,

Лишенный бани городской.


Уж много лет роддома нет,

Где появился я на свет.

Теперь вдобавок ЗАГС закрыли,

Как будто “где-то там” решили,

Что без того немало бед,

Что жить провинции – во вред…


На Ваш вопрос: “Что я привез?”

Отвечу кратко: приглашенье -

Приехать в край наш, что зарос

В полях щетиною берез,

Где процветает запустенье,

Где дефицитом стал навоз,

Поскольку ни коров, ни коз

Держать не в силах населенье.


Завод в банкротствах изнемог,

Терпя упадок и злодейство.

Людей швыряют за порог!

И все, кто смог, в Москву потек,

Чтоб не остаться без порток

И прокормить свои семейства.


Наш уважаемый Премьер!

Сие – лишь маленький пример

Большой тоски провинциальной.

Приедьте к нам на “ бал прощальный”,

Взглянуть на мрак патриархальный

И для принятья срочных мер!


2009 г.



Люди и собаки


По двору завода, не вступая в драки,

Шайками гуляют вольные собаки.


Нет, они не просят для себя зарплаты,

Знают: на заводе сокращают штаты.


Не воруют гайки, инструмент, запчасти,

Табаком и водкой не поганят пасти.


И не понимают мирные ребята,

Почему же стали “мордами нон-грата”?


Ах, собачьи морды,

Эх, людские лица…

Та собачек любит,

Тот – до слез боится.


Этот бросит камень, та - кусок колбаски,

Понимая цену голода и ласки.


Бегают собачки - малые, большие,

Выгнали из дома их людишки злые;


Вот они и смотрят, где бы съесть коврижку.

Но всех лучше кормят на заводе Мишку!


Мишка – пес хороший, и бока не драны,

Потому что Мишка – лучший друг Охраны.


У других собачек “житие” похуже,

Погрызут сухарик да попьют из лужи.


Вкусный запах чуя, у столовой бродят,

Редко, но чего-то пожевать находят.


Но не только запах чуют бедолаги -

Чуют, что приказы зреют на бумаге,


Ждут в тоске картечи, палок и отравы:

То ли СЭС нагрянет, то ль собакодавы…


А собаки тоже жить хотят на свете.

Но среди бездомных есть в стране и дети…


Сколько их повсюду милых, но голодных,

У метро и скверов, у салонов модных,


У чужих подъездов, у ларьков с едою…

Как же быть? Что делать с этою бедою?


Как же в мире этом не пропасть во мраке?

Этого не знают люди и собаки…


2011 г.



Хвалебная квасу хлебному


Враз поссорился я с водкой,

Выгнал вон из-за стола,

И она блатной походкой,

С очень явной неохоткой,

Ухмыльнулась, но ушла.


Хохотнул я хриплым басом,

Запер дверь и в тот же час

Подружился с русским квасом -

Что за чудо - русский квас!

Терпок, холоден, нежидок,

Хмелеват, но лишь слегка,

Этот чувственный напиток -

Очень древний "пережиток" -

К нам пришел через века.


Наши предки дело знали:

Трезвый ум всегда любя,

Не сивуху злую гнали,

А квасочек уважали,

Ливши ковшичком в себя.


Но кричит, ругаясь, водка:

Ведь и я сродни векам!

Осушает деньги ходко,

Лезет в душу через глотку,

Рвет печенки мужикам...


Мне в попойщине застольной

Водку лили, не скупясь.

Ах, хозяин сердобольный,

Мил мне дом твой хлебосольный,

Но, пардон, пить буду квас.


Все отринут от закуски:

Что за чудо, что за бред?

Это как-то не по-русски,

Трезвым стыдно быть, поэт!


Но улягутся укоры,

Все напьются допьяна.

... Я  торжественно и твердо

Из баяна жму аккорды

И пьянею без вина.


Утром все, кто был в застолье,

Похмеляются, кряхтя,

Головной страдают болью

И отраву алкоголью

Проклинают не шутя.


Я наутро крашу дачу,

А когда с небес дождит,

В баньке стены конопачу

И пишу стихи в придачу -

Это делу не вредит.


Не следи за мной, злодейка,

Не коси подбитый глаз!

Жизнь мне стала не копейка...

Ну-ка, друг, а ты попей-ка

Вместо водки хлебный квас?!




БЫЛЬ


Сынка позвал к себе отец:

“Поймал бы рыбки, удалец…

Шуруй за остров в два весла,

И чтобы к завтраку – была!”


Крепка в дому отцова власть.

Сынок закинул в лодку снасть

И в заповедные места

Подался с именем Христа.


Не зря старался рыбачок:

Лещи и даже судачок,

Блеснув на удочке кривой,

О стлани бились головой.


Спешит домой. Но, как назло,

В пути сломалося весло –

Короче, к завтраку не смог

Он на родной ступить порог.

Как ни старался, ни потел,

Но лишь к обеду подоспел.


Отец, пока уху варил,

Курил и сына не корил,

И лишь потом, набив живот,

Сказал, откинувшись: “Ну, вот,

За рыбку, что поймал, хвалю,

Но опозданий не терплю!”


Он смачно ложку облизал

И, хмыкнув, сумрачно сказал:

“А ну, нагнись, удобней чтоб…”

И треснул ложкой парня в лоб!


Где тут мораль, и что к чему,

Не моему судить уму…



***

У больного времени в словах

Слышится укор, как оплеуха:

“Кончится разруха в головах –

И в стране закончится разруха…”