Другая информатика   Рецензия на книгу   Часть 1-я   Часть 2-я   Часть 3-я   Часть 4-я. Лирика   Часть 5-я   Часть 6-я

И что за люди мы такие

1-я часть   В начало


Стихи из Российской глубинки



ДОБРОЕ И ВЕЧНОЕ



СПАСИБО!


Перед песней в долгу,

         всё куда-то бегу…

А сегодня в счастливой беспечности

Написал я "Спасибо!" на чистом снегу -

Будто сделал послание вечности.


Я и сам-то не знал,

         для кого написал

Это русское слово красивое.

Просто был я здоров,

ярко месяц сиял,

Навевая желанья игривые.


Пусть читают его, примеряя к себе,

Все как есть - молодые и старые.

Каждый вспомнит хорошее в личной судьбе,

Освежит свои чувства усталые.


Кто-то завтра старушке  поколет дрова,

Чье-то сердце зайдется от нежности,                                                            

И гаишник вернет вам с улыбкой права

За не очень большие погрешности.


Вот такое оно, это слово, друзья,

И поэтому стоит недешево.

Я надеюсь, и мне,

         добрых чувств не тая,

Люди тоже

желают хорошего...          



С ДУМОЙ О  БОГЕ


Рождественская ночь –  поющая струна!

Торжественная ночь! Горят и тают свечи.

Я думаю о Нем,

и вся душа полна

Возвышенной любви и ожиданья Встречи.


Я выйду на мороз.

Сверкают снег и лед.

Над крышами луна - светильник мирозданья.

Остановлюсь, замру, чтоб ангелов полет

Услышать в тишине и загадать желанье.


Чего же я хочу, живя короткий век?

Хочу, чтоб этот мир добрее стал и чище;

Чтоб не было больных, бездомных и калек,

Дистрофиков души, обманутых и нищих.


Хочу, чтобы на всех хватило чистых рек,

Стерильных облаков, цветов, веселых трелей.

Чтоб не был одинок и алчен человек,

Чтоб меньше было слез и больше - новоселий.


О, сказочная ночь,

спасенье напророчь!

Пусть Божья благодать прольется светом зримым.

Я тоже, как и все, счастливым быть не прочь,

Хочу писать стихи, любить и быть любимым.


Рождественская ночь, ты в сердце навсегда.

И трепетно в душе у грешника простого...

Гори, не угасай, веселая звезда,

Ты - вечный тамада на празднике Христовом!


П А С Х А

Ликующий день – Воскресенье Христово!

Какое величие в празднике этом!

Все мысли и взгляды, и каждое слово

Согреты любовью, наполнены светом.


Пасхальная радость  ни с чем не сравнится,

Ее не добыть ни деньгами, ни славой.

На тёплых ветвях заливаются птицы,

Орел на Гербе улыбнулся двуглавый...


Блестит ослепительно храм куполами,

А звон колокольный несется, вещая:

"Живите, ликуйте,

Он с нами, Он с нами!

За Ним устремитесь, друг друга прощая!.."


Мы вышли из ночи, глухой и безбожной,

Где рушились храмы,  сжигались иконы,

И, долгие годы, молясь осторожно,

Не слышала Русь колокольного звона.


И бабушки наши молились ночами,

Крестясь у икон при  лампадном сияньи,

А утром был праздничный стол с куличами

И в сердце - такое, чему нет названья...


Пускай нам сегодня не сладко живется,

Нужда и тревога в душе – как заноза.

Но звон колокольный в церквях раздается,

И мы оживаем, как после наркоза.


Ты с нами, Спаситель!

Даруя прощенье,

За нами следишь Ты всевидящим взглядом.

А значит, в Россию придет возрожденье,

Любовь и победа над смертью и адом!


С того так привольно плывет в поднебесье:

"Христос воскресе!

Христос воскресе!


РОДИНА


В любви искать не надо проку,

Её не вымерять ценой.

Любите дальнюю дорогу,

Простор, покрытый тишиной,


В ладонь упавшую снежинку,

Речушки взгляд из полыньи

И пожелтевшую травинку

У края влажной колеи.


Пусть вам вовеки не наскучат

И звон ручья, и стройный лес,

И в ясный полдень клякса-туча

На чистой скатерти небес.


Я сам прожить давно не в силах

Без теплохода на реке,

Без этих чаек белокрылых,

Сидящих стайкой на песке.


Люблю свой край светло и нежно

И постараюсь полюбить

Всё то, что будет неизбежно

И то, чего не может быть…


Не всё сбылось, не всё успелось,

Но если б был с тобою врозь,

Наверно б, так легко не пелось

И так привольно не жилось…


Н И К О Л Е Н Ь К А

            (Поэма)


Приятель давний, кисти чародей,

Терзаясь одиноческим досугом,

Нас пригласил в один из летних дней

На дачу погостить с хорошим другом.

Идея нам понравилась, и вот

Художник нас встречает у ворот.


Слегка сутулый и полуседой,

Он, как шальной, от радости хохочет

И жесткой, словно веник, бородой

Нам обметает лица и щекочет.

И мы идем, веселые, втроем

В гостеприимный деревенский дом.


Так вот он где, отшельника приют!

На улицу, в открытые окошки

Струится запах от знакомых блюд

И больше всех - от жареной картошки.

Мы воздаем хозяину хвалу

А он нас тянет в комнату, к столу.


Ну что за диво - холостяцкий стол!

Петрушки, лука целые охапки,

Салат, картошка, водочка, рассол

И закопченный заяц - кверху лапки.

А тут и мы из сумок извлекли

Все, что поесть и выпить привезли.


Художник наш по-детски ликовал

И, не забыв разгульную привычку,

В стаканы наши водку наливал,

Ну, а себе... брусничную водичку.

"Ты что, приятель, - изумился друг, -

Иль подцепил какой-нибудь недуг?"


"Зачем - недуг? Совсем наоборот!

Вполне здоров, чего и вам желаю.

Я целый год уже ни капли в рот

Ни водки, ни вина не потребляю

И вспоминаю пьяные года

С наплывом содроганья и стыда".


"Ну, вот-те раз, забавная деталь, -

Не унимался друг мой удивленный,-

Зачем же нас тогда в такую даль

Ты заманил, на "змия" обозленный?

А, впрочем, может быть, и молодец...

Но как ты обхитрил его, творец?"


"Потом, потом, - художник отвечал, -

Все расскажу потом. Не торопите.

Сперва повеселимся за столом

В неприхотливом деревенском быте,

А завтра, на похмелье, вам “в струю”

Я расскажу историю свою..."              


И грянул пир!

       Стаканами звеня

И отдавая дань желанной встрече,

Мы в разговорах пропили полдня

И незаметно допивали вечер.

Ах, нет, я кое-что недосказал:

Мы посещали "выставочный зал".


Он был в чулане, светлом и большом.

Здесь по стенам бревенчатым теснились

Картины в обрамлении простом,

Где чувства и талант соединились.

Закаты и рассветы, снег и зной,

Печаль и радость стороны родной.


Восторгам нашим не было конца:

"Когда успел? Да ты же просто гений!"

Со стен переместились нам в сердца

Десятки изумительных творений.

"Ну, Шишкин! Ну, Перов! Ну, Левитан!"

И снова о стакан звенел стакан.


В саду луна сквозь ветви протекла,

Порхали в окнах бабочки ночные,

И на кровать, что свежестью звала,

Сложили мы головушки хмельные.

Теперь представьте, если вам не лень,

Как мы встречали с другом новый день...


Зато художник, бурный наш творец,

Уже порхал по дому спозаранку,        

Он что-то жарил, кулинарный спец,

Он водрузил на стол большую банку

Янтарного крыжовного вина.

Ну, как тут не встряхнуться ото сна!


"Как поспалось?" - с улыбкой озорной

Спросил наш друг, неся на стол посуду.

"Спалось легко, но ты ответь, родной,

С чего так утром просыпаться худо?"

Художник, разрезая апельсин,

Смеясь, ответил: "Может быть, с картин?"


Ему-то что? Брусничная вода,

Которой с нами чокался до ночи,

Здоровью не наделала вреда,

И вместо мутных глаз сияли очи.

И тут я вспомнил, севши на кровать:

"Ты обещал нам что-то рассказать?


По-моему, о том, как бросил пить...

Сие услышать небезынтересно,

Мне тоже "змий" подчас мешает жить,

А как с ним быть, паскудным - неизвестно.

Но, чтобы слушать было веселей,

Ты нам сперва по чарочке налей..."


"Конечно же, усохнуть вам не дам! -

Сказал хозяин, банку открывая,-

Для опохмелки лью по двести грамм,

Но слушать попрошу, не прерывая".


И без улыбки посмотрев на нас,

Неторопливо начал свой рассказ:


***

"... Там берег и высокая гора,

Поляны, окруженные лесами;

Там Волга в ярких бликах серебра

И даль под голубыми небесами.

А тишина! - там можно до утра

За полдеревни слышать комара.


В деревне той осталось пять дворов -

Усталых, замусоленных ветрами,

С заборами отнюдь не от воров,

С крапивой за осевшими дворами.

Гуляют козы там без пастухов

Да петухи кричат из лопухов.


На окнах занавески и цветы.

Посмотришь: тут старушка, там девица.

И до чего прекрасны и чисты                

Крестьянские застенчивые лица!                

О, как же далека, столица, ты

От этой неподдельной красоты!


В деревне той, с восточной стороны,

Стоит, как говорится, хата с краю.

Крыльцо, забор старее старины

И дребезги от бывшего сарая.

Но, в дом входя, как в царство тишины,

Я ощутил мурашки вдоль спины.


Чулан - забытой рухляди музей,

Коробки, доски, битая посуда...

Уж, если что и было из вещей,

То их давно повынесли отсюда -

За много лет незапертых дверей,

Здесь побывали тысячи людей!


Теперь и я ступил за тот порог,

На серые, как пепел, половицы.

Отбил поклон - иначе бы не смог

В дверном проеме шишкой не разжиться.

Был на Руси неписаный закон:

Заходишь в дом - хозяевам поклон.


В углу, под закопченным потолком,

На полочке - иконы и лампадка.

Вот странно: весь повычистили дом,

А их пока не тронули. Загадка.

У входа, вдоль стены кровать стоит,

На ней дубовый, прочно сбитый щит.


Живет молва: коль на него прилечь,

Уйдут недуги, будет исцеленье.

Почти на треть дом занимает печь,

Забывшая свое предназначенье.

Как ни пытались в ней зажечь дрова -

Не получалось. Печь была мертва.


Давным-давно не прикасалась к ней

В шершавой кисти свежая известка,

А старая с холодных кирпичей

Стекает, как со свечки капли воска.

Лишь пауки развесили по ней

Немыслимое множество сетей.


И вновь мой взгляд задел иконостас,

Да так, что я присвистнул удивленно:

На полке, сторонясь досужих глаз,

Ютился фотоснимок запыленный.

На нем, мерцаньем призрачным светясь,

Сидел старик, на стол облокотясь.


Он был одет в заношенный жилет,

Быть может, сшитый в позапрошлом веке.

Овальное лицо, и даже нет

Морщин на этом старом человеке.

И только веки, веки - вот секрет -

Смежились плотно, словно дремлет дед.


Я пыль смахнул и, подойдя к окну,

Смотрел на фото, ощущая странно

На чувства набегавшую волну

Неясного смятенья и дурмана.

И вот уже - о, ужас! - я стою

У пропасти глубокой на краю!


Я глянул вниз - по дну ее поток

Бежал, клубясь, в лохмотьях рыжей пены.

Я отшатнулся, будто сильный ток

Меня отбросил и пронзил мгновенно.

Но что-то вновь влекло меня  туда,

Где мчалась эта жуткая вода.


Вдруг забелел туман. А может, снег.

Даль приближалась мутной пеленою.

И тут какой-то странный человек,

Неведомо откуда, предо мною

Возник из этой дикой пустоты...

И я узнал знакомые черты!


Тот самый, с фотографии, старик!

Все так же веки бледные сомкнуты.

Он подходил ко мне, но в этот миг

Не ощущал ни страха я, ни смуты;

Под сединой, не по годам густой,

Его лицо лучилось добротой.


Он произнес с улыбкой, не спеша:

"Привет тебе, о, странник заплутавший!

Я знаю, чем больна твоя душа

И почему стоишь ты здесь, уставший.

То бесы, тайно злобствуя, вели

Тебя сюда, на мрачный край земли".


"Скажи, старик, чем провинился я?

За что меня облюбовали бесы?

Живу я честно. У меня семья,

К художеству и дружбе интересы,

Не убивал, не грабил, не хулил...

Так чем же Богу я не угодил? "


"Все это так, - сказал мудрец в ответ, -

Хоть в чем-то ты и держишь постоянство,

Но корень всех утрат твоих и бед

В пороке злом. Ему названье - пьянство.

А к пьянству льнет грехов шумливый рой,

Как листья в октябре к земле сырой.


Послушай ясновидца–старика,

Сегодня у тебя лишь две дороги:

Одна, как зелье смертное, горька,

Другая - в благоденствии и Боге.

Две супротивных, будто ад и рай.

Ты человек неглупый, выбирай..."


И я спросил: "Но чем же грусть и боль

Унять в душе смятенной и ранимой?

В сердцах скудеет к ближнему любовь,

Пороки, злоба, кровь, неодолимый

Разгул коварства, низменных страстей...

Как жить, скажи, на родине моей?"


Но старец головою покачал:

"Твои печали, может, и резонны;

Но тех, кто душу дьяволу продал,

В свой час настигнут Высшие законы.

Там подкупы, чины, угрозы, блат

Не отведут дорогу в черный ад.


Их скроет мрак, и больше никогда

В земной приют их души не вернутся,

А в их потомстве горе и нужда

Всех, кто обижен ими, отзовутся.

Скажи, такая страшная судьба

Тебя прельщает, Божьего раба?


О, пленник зелья, знай: твой грех велик.

В объятиях хмельного увлеченья

Ты забредешь в такой глухой тупик,

Откуда не бывает возвращенья.

И злых пороков жадное зверье

Догложет худоденствие твое.


Но есть другой, благочестивый путь,

Ведущий нас к бессмертию и свету.

Ты в нем найдешь Божественную суть,

Коль моему последуешь совету:

Любви и Вере сердце отвори,

Страстей коварных буйство усмири;


Иди вперед по верному пути,

В порывах добрых чувств не остывая.

А душу твою грешную спасти

Я помогу. Она еще живая.

И первый шаг спасенья от беды

Найди в струях целительной воды.


В родном краю, где мой остался дом,

Журчит родник под сенью старых вязов;

Иди, мой сын, к нему. Об остальном

Ты все узнаешь из людских рассказов.

Теперь прощай. Да помни старика,

Что приходил к тебе издалека..."


И в тот же миг исчезла пелена,

Исчез старик, позвав перстом кого-то.

А я стоял, как прежде, у окна,

Держа в руке таинственное фото.

Что это было? Наважденье? Сон?

Но отчего мой дух был просветлен?


По улице, ступая, словно тень,

И кое-как в себя придя немножко,

Я вдруг услышал голос: "Добрый день!", -

Слетевший от раскрытого окошка -

Широкого, в наличниках резных,

В цветах и занавесках расписных.


Там женщина махала мне рукой

И улыбалась, теребя платочек:

"А я смотрю, идете... сам не свой...

Вы ищете кого?"

"Cвятой источник!"

"Ах, подождите малость... я сейчас,

Закрою печь и выбегу как раз".


Она сошла с высокого крыльца,

На полпути протягивая кружку:

"Пусть молочко подкрепит молодца,

Коль объявился в нашу деревушку.

А я тебя до горки провожу,

Да кое-что попутно расскажу".


Мы сели на скамейке у ворот.

В холме навозном копошились куры,

На столб калитки шустро вспрыгнул кот:

Мол, что же, начинайте, балагуры.

И долго, не сводя с крестьянки глаз,

Я слушал увлекательный рассказ.


"Вот видишь, - говорит, - у нас тут рай,

И лес и Волга - век не наглядеться.

И жил здесь тихий старец, Николай,

Вон дом его, почти что по соседству.

Спокойный, безобидный человек,

Но... не видавший солнца весь свой век.


Он был совсем незрячим. С ранних лет.

Но мог узнать и дерево и птицу,

Собрать цветов восторженный букет,

Обнять, шутя, игривую девицу.

Но вскоре прокатился говорок,

Что был он ясновидец и пророк.


Николенька...

Так звал его народ,

С любовью, но всерьез не принимая;

А он задолго предсказал тот год,

Когда рванет Вторая мировая.

И, предвещая дней грядущих ход,

Молился на иконы и восход.


Он видел все, но зрением иным,

Катался с гор на лыжах с ребятнею

И говорил, что всюду перед ним

Катился, увлекая за собою,

Лиловый шар, незримый для других,

Как будто весь в алмазах дорогих.


Любил он жизнь. Его любил народ.

"Никола! - позовут, - иди к окошку!"

Та пирожков горячих подает,

Та - кружку молока, а та - лепешку.

Но речь о том, что, покорясь судьбе,

Он дивный дар почувствовал в себе.


Пришла к нему знакомая одна -

Узнать о сыне, что служил на море.

А он: "Ведь ты, голубушка, больна,

В твоей спине давно гнздятся хвори..."

Потом шептал, крестил, и вот-те на! -

Нагнулась, встала - не болит спина!


С тех пор к нему спешил и стар и мал,

Неся свои болячки и страданья,

И всех старик душевно принимал,

Стенанья превращая в ликованье.

И у него в помощниках всегда

Была с ключа целебная вода.


Старик лечил, а люди шли и шли,

Одной лишь озабоченные целью.

К нему нередко женщины вели

Опоек, умирающих от зелья.

Николенька вершил свой ритуал

И на источник грешных отсылал.


Он говорил: "К источнику спустись,

Перекрестись с молитвой, неторопко,

И той водой три раза окатись -

В честь Троицы Святой. Да чтоб не робко!

На воздухе обсохни. И потом

Мысль укрепляй о здравии своем".


Такая вот история. Ну, что ж,

Теперь ступай, чтоб заново родиться;

До склона провожу, а там найдешь

Николенькину славную водицу.

Прошлись. Я бью поклон: "Спасибо, тёть!"

А та в ответ: "Храни тебя Господь..."


Иду по узкой тропке под уклон,

По сторонам кусты, ольха и вязы.

Чу! - слышу: он! А вот и вижу: он!

Я угадал, я понял это сразу!

Как будто вся из золота на вид,

Сосновая часовенка стоит.


В листве сверкала маковка с крестом.

Стояла тишь и легкая прохлада.

Я вспомнил о Николеньке, о том,

Что жить на свете - высшая награда.

Потом вошел, раздевшись, на крыльцо

И тронул дверь за медное кольцо.


В часовенке играл, звенел родник,

В ответ на свет расплескивая блики.

Я на стенах увидел через миг

Святых доброжелательные лики.

Возликовала грешная душа:

Утешь, вода, скитальца-алкаша!..


Ах, это было чудо! До сих пор

Я рассказать словами не умею,

Как ледяной родник, питомец гор,

Обжег сперва мне голову и шею,

Скользнул на грудь, промчался вдоль спины

На те места, где носим мы штаны...


Три раза к благодатному ключу

Я припадал, творя, что полагалось,

И мне казалось, я лечу, лечу!

А все, о чем страдал, с водой умчалось.

И слезы счастья - первый в жизни раз! -                        

Неудержимо хлынули из глаз...

   ------------------

Примерно, через год, в цветущий май,

С компанией уехав на природу,

Я заглянул в тот заповедный рай

И вновь нашел целительную воду.

Как друга, чистотой своей маня,

Она брала в объятия меня.


Она ласкалась, разжигая кровь,

И напевала в радости игривой:

«Я знала, знала, что моя любовь

Блеснет тебе зарницею счастливой.

Живи, люби земную благодать

Да навещай меня. Я буду ждать…”


Компания была хмельным-хмельна,

Мне подносили водку и настойки:

"Да что с тобой творится, старина?"-

Дивились устроители попойки.

А я все слышал пенье родника:

"Нико-ленька...

Нико-ленька...

Ни-ко-лень-ка"...    

***

Ну, что ж, я вас порядком утомил?

Тут все по правде, вымысла - ни крошки..."


Но мы молчали. Друг вовсю дымил,

Гася окурки в непотребной плошке.

А я в виденьях отойти не мог

От бездны, где свирепо выл поток...


Но тут ворона каркнула в окно

И важно скрылась за грядой тюльпанов.

Мы допивали нехотя вино,

Глаза не поднимая от стаканов.

А наш творец простым карандашом

Стал что-то черкать на листе большом.


Играли губы в дымной бороде,

Взгляд зависал, блуждал и загорался.

Он был забавен в творческом труде,

Он про себя чему-то улыбался;

И вот, за ухо сунув карандаш,

Нам развернул неведомый пейзаж.


... Широкий полдень. Узкая река.

Вдоль берегов - камыш, кусты и чайки;

На правом - два подпитых чудака

Стоят в трусах, на куст закинув майки;

Бутылкой дирижируют и пьют

И, стало быть, по-ухарски поют.


На левом - лес, высокая гора,

Мосточки, лодка, заросли осоки.

Теней и света легкая игра.

А дальше - три раскидистых, высоких,

Три вяза над часовенкой с крестом

И... человек с таинственным лицом.


Свои-то лица мы узнали враз -

Художник наш не может без "прикола".

Но кто же тот, старик, с лицом без глаз?

Я понял! Сердце екнуло: Никола!

Вблизи него, блестя, как чешуя,

Бежала родниковая струя.


"С художником таким не пропадешь!"-

Дивились мы нежданному сюжету.

И как-то глупо выглядел кутеж,

И захотелось в сад, к цветам и свету,

На тот родник Николенькин -

                            на тот,

Где жизнь берет

              счастливый поворот...


.

НАД ВОЛГОЙ


Ах, Волга, Волга...

Где зимой она

Три долгих месяца была?

А нынче в ледяных промоинах -

Сверкающие зеркала!


Смотрю с горы, как обнажается

Весной любимая река,

Как в ней искусно отражаются

Деревья, птицы, облака,

Мосточки, кручи с рыжей глиною,

Церквушки дальней купола...

И что-то древнее, былинное

Пронзит мне душу, как стрела.


И я в небесном озарении

Услышу плач и смех веков

Над той страной, где нет спасения

От бед, нужды и дураков;

Где правит алчность ненасытная,

Где жизнь не стоит ни черта,

Где совесть стала беззащитная,

Как ахиллесова пята...    


Над Волгой тишь стоит суровая,

И Русь в раздумьях замерла,

Уставя взор с надеждой новою

В сверкающие зеркала...



МАМЕ


Печалей в жизни, как всегда, не счесть,

Нести года свои все тяжелее.

Но мысль о том, что ты на свете есть,

Для нас всего дороже и милее.


Пусть до тебя не близко - не беда!

Любви не помешают расстоянья,

Лишь только бы недуги да нужда

К тебе, наш свет, ослабили вниманье...


И вот еще один промчался год,

Но ты забудь о возрасте, родная.

Живи себе, как яблоня живет,

Журчи, как наша речка озорная...





Женя Смирнов, 4 года.

 


ПРОСТИ-ПРОЩАЙ


Я в детстве думал: мама вечна...

А вот сейчас она в гробу

Лежит смиренно и беспечно,

Не обижаясь на судьбу.


Погасло сердце в ветхом теле,

В тумане скрылось бытиё,

И тихо ангелы слетели

По душу светлую ее.


Отныне ей одна дорога -

Туда, в немыслимую даль,

Где в лучезарном свете Бога

Земная сгладится печаль.


Прости, прощай, моя старушка,

Моя застенчивая мать.

Твои блины, твои ватрушки

Мы долго будем вспоминать.


За всех душа твоя болела,

Была ты печкой для людей,

Хотя в квартире то и дело

Нужда сидела у дверей.


Ты знала, мама, что недуги

Укоротят твой путь земной,

И мудрых медиков потуги

Чудес не сделают с тобой.


Ты это знала. Но ни стона,

Ни сожалений, ни обид...

Всю ночь печально у иконы

Лампада кроткая горит.


Слежу за ней, чтоб не погасла,

Чтоб освещала путь далёк,

И доливаю в стопку масла,

И поправляю фитилёк...


Гори, у мамы в изголовье

Огня лучистый лепесток.

Сегодня скорбь моя с любовью

Слились в один большой поток.


Своей кончиной неминучей,

Уставши в гости ждать детей,

Ты предоставила нам случай -

К могиле съехаться твоей...


(5 апреля 1995 года)


СВЕТ В ОКНЕ


В нашем стареньком доме, которого нет,

По ночам иногда загорается свет.

И тогда под окно из глухой темноты

Молча выйдут цветы и сирени кусты.


Встрепенутся березы, взлохматится ель,

Совершенно без ветра качнется качель,

Залепечет ручей, прогнусавит овраг:

“Что-то в жизни не так,

что-то в жизни не так…”


Сяду я, как всегда, на скамейке в саду,

Затоскует душа, но домой не пойду.

На ветвях примостясь, засияет луна,

А я взгляд не смогу оторвать от окна!

В нем появится тень, а потом по шнурку

Занавеска тихонько скользнет к косяку,

И увижу я вдруг сквозь таинственный свет

Старой мамы моей дорогой силуэт.

Сядет мама на стул, взгляд уставит во тьму.

Что ж не спится-то ей, а грустит почему?

Где ты, мама, была столько зим, столько лет?

Но она ничего мне не скажет в ответ.

А еще через миг все растает, как дым,

И наощупь пойду я бурьяном густым,

Будет сердце в груди колотиться не в такт:

“Что-то в жизни не так,

что-то в жизни не так…”


Может, прошлым теперь я сильней дорожу,

Может, редко я к ней на могилу хожу?

Может быть, потому и горит этот свет

В нашем стареньком доме, которого нет…


2001 год.



ГЛУХАЯ СТАРОСТЬ



Таблетки. Утка. И кровать.

Слилась с подушкой седина.

Родных не стала узнавать,

Они с тобой -  а ты одна.


Уж больше нечем дорожить,

Уж дальше некуда стареть...

Смерть не страшна.

Но страшно жить,

Когда мечтаешь умереть...





РОДИНА


Не стану скучать я о лете –

Ну, что ж, отгорело, прошло.

Об этом ноябрь на рассвете

Мне стих нашептал набело.


А собственно, что тут такого?

В природе всему свой черед.

Уж кто и живет бестолково,

Так это родной наш народ.


Пусть холодно, сыро и мглисто,

И снова у всех на виду

Деревья, как будто нудисты,

В озябшем гуляют саду.


Пускай промокают ботинки,

Но сердце запомнит навек

Тот миг, когда с неба дождинки,

Летя, превращаются в снег.


Он падает тихо, несмело,

И даже тревожно глядеть

На землю, что вдруг омертвела –

Лишь саван осталось надеть…


Тяжелые, мрачные тучи

Церквей не уронят кресты,

И если мне что-то наскучит,

То знай - это будешь не ты…



ЗВОНЯТ КОЛОКОЛА


Жизнь долго шла,

как будто вспять,

И жизнью не была...

И вот над городом опять

Звонят колокола.


Открыты настежь двери в храм.

Здесь тихо, как рассвет,

Плывет по грустным образам

Лампад волшебный свет.


Здесь нет недоброго лица,

Не встретишь взгляд пустой,

И наполняются сердца

Блаженной теплотой.


Позвав Россию в дальний путь,

Колокола звонят,

Чтоб, грешных,

нас успеть вернуть

На полдороге в ад...







ДОБРОТА


Воробышек прыткий. Старушка.

Да голая площадь. Как плешь.

Старушка ломает горбушку:

"На, маленький, хлебца поешь.

Недолог твой век воробьиный,

Не грех и тебя пожалеть..."

Душевные эти картины

Полезно в наш век подсмотреть!








ПРОЩЁННОЕ

ВОСКРЕСЕНЬЕ


Пошли мне, Боже, вдохновенье,

Пошли улыбку на уста.

Пусть жизни каждое мгновенье

Наполнят свет и доброта!


Не пересохнет дум теченье,

Не засорится дней поток.

Я нынче всем дарю прощенье

И за кулак, и за плевок…


Все те, кто ставил мне капканы,

Примите дружеский привет!

Душа быстрей залечит раны,

Когда струит добро и свет.


СЫНУ


Пришла пора с беспечностью прощаться,

Настало время крылья развернуть.

Тебе, мой сын, сегодня восемнадцать -

Пусть будет ясен твой грядущий путь!


Я так хочу, чтоб без тоски и лени

Ты расцветал в учебе и в труде,

Чтоб в трудный час не падал на колени

И тех, кто дорог, не бросал в беде!


ОДНО ЛИШЬ ЗНАЮ Я


Как много было снега,

Как много было льда!

И вот в овраг с разбега

Срывается вода.


В полях бежит, сверкая,

Лаская грудь земли,

А в небе птичьи стаи

На север потекли.


С иголочки одета,

Как модница, стройна,

С пригорка смотрит в лето

Кудрявая сосна.


Прищурясь под японца,

Дыханье затая,

Гляжу под вешним солнцем

На милые края.


На берега и в чащи,

Под ясный небосвод

Судьба меня не тащит,

А ласково ведет.


Люблю мой край негромкий,

Иного не хочу.

Чем проклинать потемки,

Мудрей зажечь свечу.


Кружи, веселый ветер,

Неси мой легкий стих

Тем, кто на этом свете

Печален, хмур и тих.


А мне немного надо,

Одно лишь знаю я:

Где сердце жизни радо,

Там - родина моя!


ГОРОД НАВОЛОКИ


На выдумки природа таровата.

Не потому ли город мой родной

Наволокло на волжский плес когда-то

Шумливой, серебристою волной.


Ах, заглянуть бы в призрачные дали,

В нежнейший свет былых березняков,

В те берега глухие, где мерцали

Костры уставших за день бурлаков;


Войти под своды рубленой церквушки,

В нехитрый быт непуганых людей,

Сесть у окна в доверчивой избушке

Под шорохом соломенных бровей...


Ушли в туман столетий поколенья,

Лишь те же звезды светят над рекой.

Из маленького, тихого селенья

Ты превратился в город, да какой!


Давным-давно стряхнул солому с крыши,

Взошел на кручи, потеснив леса.

И этажами приподнял повыше

Из голубого ситца небеса.


По улицам твоим, в асфальт одетым,

Бегут машины, шинами шурша,

Кусты рябин горят багряным цветом

И дремлет парк, прохладою дыша.


Пусть мы живем пока что не богато,

Но на судьбу большой обиды нет.

Не зря в цехах родного комбината

Стучат станки, не гаснет в окнах свет.





Тебя с ехидцей называют "малым".

Ты - шустрый малый. И душой здоров.

Я даже рад, что по твоим кварталам

Гуляют козы в обществе коров...


Ты весь украшен пышными садами,

Зайди, приятель, яблочек нарви...

А с куполов на возрожденном храме

Струится свет надежды и любви.


Я добрых чувств и гордости не прячу

И заклинаю волшебством строки:

На Наволоки счастье и удачу

Наволоки, Судьба, наволоки...



День

провинциального городка


Вдали от блеска

и помпезности московской

Ликует весело наш волжский городок.

Никто здесь туч не разгоняет по-лужковски –

Нам сам Господь

   послал блистательный денек.


Да, мы – провинция.

Но вовсе не глухая,

Не говорите, что живем мы, как кроты,

Что исчезаем, водку пьем, не просыхая,

И ночью воем на луну от нищеты…


Нет, мы не пленники унылой безнадеги,

Не копим зависти, не трогаем господ…

И на участках приусадебных под ноги

Роняем честный, трудовой, солёный пот.


Живем по будням без особой эйфории,

А если вдруг прижмут проблемы и нужда, –

Со вздохом вспомним,

что живем-то ведь в России,

Где счастья “всем”

    не доставалось никогда…


Но не для прошлого живем!

Сегодня – праздник,

Как половодье, заполняет город наш,

И нет ни белых, ни оранжевых, ни красных,

Никто политикой не прет на абордаж.


Мы верим в лучшее. И видим перемены.

Ведь не случайно, капиталам не во вред,

Так дружно скинулись родные бизнесмены,

Чтоб каждый в городе был праздником согрет!


Кипит торговля – кошельков людских отмычка,

Шашлычный дух плывет с дымком из-за кустов,

Порхает юная певичка, словно птичка,

Швыряя публике цветы своих хитов.


Толпой детей окружены аттракционы,

Взлетают в небо разноцветные шары,

С народом – города “отцы”,

                      “отцы” района,

Ко всем добры, на обещания щедры…


Но солнце клонится.

              Жару со стадиона

Сметают тени ближних кленов и берез.

Мы устремляем взоры к небу умиленно,

Как будто там вот-вот появится Христос.


Прокрался месяц из-за леса, из-за поля,

Уж звезды в синие вцепились паруса.

И вдруг – о, чудо!

    Как и впрямь по Божьей воле,

Разверзлись красками и треском небеса!


И вслед за частыми, весёлыми хлопками

Взлетает в высь тысячеустое “Ур-ра!”,

Огни над нами полыхают то цветами,

То осыпаются, как красная икра…


Салют, провинция!

Салют, мой город милый!

Мечтой и верой наши думы освети,

Чтоб русский дух переполнялся свежей силой,

И знали мы, к какому берегу грести!



ЮНАЯ СИЛА


Не в поле безлюдном, а в Кинешме славной

Свернул на машине с дороги я главной.

Сырая метель застилала пути,

А грейдер еще не успел поскрести.


Под этим нелепым и липнущим снегом

Я ехал проститься с родным человеком,

Минуты меня поджимали, но вот

Для встречной машины я взял отворот,

Ее пропустил на дороге и враз

Одним колесом безнадежно увяз.

Машину вперед и назад подавал,

Я нервничал сам и мотор надрывал.


Визжали колеса по мокрому льду…

А слева, в объезд, на тишайшем ходу,

Чтоб только себя об меня не задеть,

Ползли легковушки. Обидно глядеть:

Здоровые парни в салонах сидели,

Смеясь и кривясь, мимоходом глазели,

Как я пропадал в небольшой, но беде.

И что не помочь бы в такой ерунде?

Проникнуться чувством, на миг тормознуть,

Машину-старушку слегка подтолкнуть…


Я ключ повернул, и машина – молчок.

Сижу в безнадеге, курю табачок,

Салон застилает дымок голубой.

Я думал: “Что стало, Россия, с тобой,

Кем стал человек человеку теперь –

Товарищ и Брут?

Супротивник и зверь?”


Пока эти мысли мой ум запружали,

К машине мальчишки гурьбой подбежали –

Открытые лица, глаза озорные,

Ну, сущие ангелы, только земные!


- Что, дядя, застряли? Хотите, поможем?

- Спасибо, ребята! А сможете?

- Сможем!


Компания дружно встает у капота,

Даю задний ход, три секунды работы,

И “Ладушку” плавно, под крики “ура!”

Вернула на истинный путь детвора.


В груди у меня шевельнулось такое,

Чего до сих пор не дает мне покоя.

Наверное, все же я думал не верно,

Что завтрашний день у страны будет скверный,

Что алчными, черствыми сделались люди

(Хоть есть и такие, пусть Бог их осудит),

Но вот она – добрая, юная сила,

Которая веру во мне воскресила!


Я руки пожал им:

- Спасибо, ребята!

Вы самые ТЕ, кем Россия богата.

Придет ваш черед и, поняв жизни суть,

Вам так же придется страну подтолкнуть –

С обочины рыхлой к большим мостовым,

Назло непогоде, усмешкам кривым…


***

И я не жалел, что за улицей главной

Застрял на машине своей своенравной.

 

(9 января 2005 г.)

 


МОСТ ЧЕРЕЗ ВОЛГУ


Влюбленный в милые края,

Я воспевал луга и кочки,

И шум берез, и звон ручья,

И деревянные мосточки...


А в это время в полный рост -

Мечта Заволжья вековая -

Вставал над Волгой новый мост,

Спиною радугу вздымая.


О, величавый исполин!

Ты был зачат в иной эпохе

И вырос из речных глубин

В года великой суматохи.


Надежды вяли, как цветы,

Бюджет не раз в припадке бился;

Горели в прошлое мосты,

А ты - в грядущее стремился.


Весь - от светильников до дна -

Ты вне политики. Железно!

Тебя построила страна,

И спорить с этим бесполезно.


Да, та страна, в которой есть

И ум, и руки трудовые,

Которой хочется расцвесть

И зеркала разбить кривые.


Ликуй, великая река!

Так было велено судьбою:

Тысячелетья и века

Соединились над тобою.


И стали ближе навсегда

И города, и регионы...

Ласкает древняя вода

Крутые мускулы бетона.


За теплоходом теплоход

Плывут, на Кинешму магнитясь;

Им чаек вьюжный хоровод

Кричит заботливо: "Нагни-и-тесь!.."


Но нагибаться ни к чему,

Они идут молодцевато -

Так я в родительском дому

Легко под стол ходил когда-то...


С высоким ветром наравне

Колес армада зашуршала,

И, сам с собой наедине,

Паром тоскует у причала.


О, край Ивановский, зови

Гостей к заветной переправе!

Мост для тебя - дитя любви;

Поверь, ты им гордиться вправе.


Кому-то нужен берег тот,

Кому-то этот непременно...

И пусть, как Волга, жизнь течет,

Неся благие перемены!



2004 г.


УХОД НА ПЕНСИЮ


Тебя благодарят за долгий труд,

Вручают что-то, говорят, что надо...

Ты знаешь сам - ведь и они уйдут

Подобно пузырькам из лимонада.


Всему свой срок, и в том печали нет.

Что было - должность, молодость, зарплата -

Уж не вернуть! И деньги на банкет

Преобразятся в водку и салаты.


А дальше что?  Забвенье и покой?

Болезни, бедность и "второе детство"?

Диван, газета, "утка" под рукой

И родственники - с видом на наследство?


Ах, дай то Бог, чтоб было все не так,

Чтоб был сценарий соткан по-иному!

Поскольку ты во всех делах мастак,

Не торопясь, начнешь дела по дому.


Где надо, подколотишь, подновишь,

С женой наметишь новшества по саду,

Денек-другой усопшим посвятишь,

Кресты родне покрасишь и ограду.


Починишь лодку, что в песок вросла,

Найдешь в каморке удочки и фляжку,

И на заре поймешь, как жизнь мила,

Толкая воду веслами врастяжку.


И в заводи глухой, у ивняка,

Где в тишине насвистывают птицы,

Забьется дрожь на тельце поплавка,

И на крючке улов засеребрится...


Ну, а назавтра, дохлебав уху,

Поедешь в лес, легко крутя педали.

А там боровички стоят во мху,

Там ягоды не все еще опали!


Как хорошо! Дыши озоном впрок,

Поклоны отбивай грибам ядреным.

А дома ждут. Уж на столе пирог

И кое-что к огурчикам соленым...


Приходят внуки, наполняя дом

Веселым смехом, счастьем суетливым,

И сыновья спешат помочь трудом,

А то и кошельком нетерпеливым...


И надо всех любовью обогреть,

Взбодрить мечты и помыслы благие.

В душе светло, и некогда болеть,

К тому ж лекарства нынче дорогие.


Ни зависти, ни злобы. Мир и лад.

Все реже вспоминается работа.

И если жизнь - тяжелых будней ряд,

То пенсия - блаженная суббота!


О ТРУДЕ


Все созидается трудом:

И хлеб, и музыка, и дом,

Корабль космический и лом,

И мир, и слава, и диплом –

Все созидается трудом.


Известно всем, что без труда

Не вынуть рыбку из пруда,

И будет жить в дому нужда,

И без работы никогда

Не превратится в сталь руда.


Года бегут, века плывут –

Вселенной тоже правит труд,

Ведь Бог – как заводной.

И мы в заботах каждый день,

Сужая дырками ремень,

Несемся к проходной.


И будет славен навсегда

На свете Человек Труда!

Да будет в радость труд!

Но есть нагой

    вопрос-изгой:

Когда ж хорошею деньгой

За труд нам воздадут?!.



Чужая теплота

Не верю, что в злобе, вражде и корысти

Увяз с головой наш трагический век.

Один незнакомый карманы обчистил,

Другой незнакомый позвал на ночлег.


Я был в этот вечер в чужом городишке,

Не зная куда, от гостиницы брел.

В ней не было мест,

или в скромном пальтишке

Я там впечатления не произвел...


И встретился Он -  мой совсем не знакомый:

На вид лет за сорок, спросил огонька.

- Видать, далеконько заехал от дома?

- Что верно, то верно, - вздохнул я слегка.

- Да ты не горюй, и со мною  бывало,

Но свет - он всегда не без добрых людей.

Пойдем-ка ко мне,

 здесь всего полквартала,

Я нынче один – ни жены, ни детей.


А кто я ему?

 Обворован, простужен...

Но как-то сложилось все само собой.

И вот на столе незатейливый ужин.

Большая квартира, уют и покой.


Хозяин в спортивный костюм облачился,

Сказал: "Будь как дома, я парень простой..."

Я тоже разделся, умылся, побрился,

Немного смущенный чужой добротой.


И долго за полночь  тянулась беседа -

Не братьев родных и еще не друзей.

Он тихо о жизни своей мне поведал,

И я, сколько смог, рассказал о своей.


Проснулся я поздно на мягкой кровати.

Весеннее солнце играло в окне.

На столике рядом - записка:

"Некстати

Уйти на работу приходится мне.

Открой холодильник,

  не вздумай стесняться!

Вот деньги. Возьми!

   Пей на радость пивцо.

А если меня

  не сумеешь дождаться,

Ключ сунешь под коврик.

Черкни письмецо!"


К юбилею А.С.Пушкина


В тот час, когда пришла к Поэту

Его последняя строка,

Он не скорбел, что канет в Лету,

Он знал, что будет жить века.


“Блажен, кто праздник жизни рано

Оставил, не допив до дна…”

Из давних лет, как из тумана,

Шагнул он в наши времена.


Высоких дум и чувств горенье,

Все то, что пел он, не тая, -

Для нас сегодня как спасенье

На перепутьях бытия.


В любом краю Отчизны милой

И в ситуациях любых

Питаюсь я духовной силой

Его творений вечевых.


И в наши дни его герои

Живут, черты не потеряв.

Нет-нет, и встретятся порою

Балда, Онегин иль Фарлаф;


Иль дева юная, чьи щеки

Зальет стыдливости волна,

Вдруг скажет маме на упреки:

“Оставь меня… я влюблена…”


И Дондуков у нас немало,

И Дон Жуанов - пруд пруди.

А уж по части криминала

Мы всей планеты впереди!



Живем в тумане.

Наши цели

Печалят дедов и отцов,

И в наше время на дуэли

Не вызывают подлецов.


Наш век страшней и вероломней.

Но, проходя сквозь мрак и дым,

Я мертвым Пушкина не вспомню,

Я знаю Пушкина живым!


1999 г.